Британское издание The Guardian публикует этот эксклюзивный репортаж.
Ниже — авторский (неофициальный) перевод:

Эксклюзив: С сирийские мятежниками, отчаянно нуждающимися в оружии, Гэйт Абдул-Ахад находит контрабандистов, ведущих оживленную торговлю, продавая оружие и патроны.



Маршрут через сирийскую границу является одной блестящей полоской, простирающейся от дороги на турецкой стороне в несколько сотен метров до ограды из колючей проволоки, которая бежала вдоль границы.

Контрабандисты следовали по нему тихо и быстро, прыгая с камня на камень в лунном свете. Каждый человек нес толстый, обернутый в пластик, груз на спине. Пластмассовые связки грохотали и звенели, когда они бежали вперед.

За забором перемещались тени людей и животных. «Есть ли у вас деньги»? — послышался голос турка.

«Следующая партия», — ответил сириец.

Человек с шарфом, обёрнутым вокруг лица, держал колючую проволоку в то время, как плоский груз был передан и погружен на спины ожидавших мулов. Тогда люди увели животных подальше от границы и в горы северной Сирии.

Контрабандисты остановились на скале изучить груз. Внутри пластиковых пакетов были небольшие ящики с пистолетами и пули различных калибров.

Один из мужчин прервался, чтобы ответить на звонок по мобильному телефону. Ему звонил один из нескольких дозорных, наблюдающих за появлением сирийских сил безопасности. На горе был правительственный патруль: люди должны были разделиться и двигаться быстро.

«Захватите поводья мула и бегите вперёд рядом с ним», — зашипел контрабандист. Этим способом мы поднялись далее в горы, играя в кошки-мышки с сирийским патрулём.

На краю небольшой деревни мы легли в канаве и стали ждать. Человек свистнул и появился белый грузовик. Он приехал забрать груз.

После восьми месяцев порочных репрессий со стороны режима президента Башара аль-Асада, революция Сирии скатывается к гражданской войне. Многие в оппозиции, видевшие, как их друзья и члены семьи исчезли, подверглись пыткам и были расстреляны сирийскими силами безопасности, ищут способы дать отпор.

Контрабандисты, почувствовав возможность для бизнеса, быстро сориентировались, чтобы ответить. На юг страны оружие приходит из Ливана.Здесь на севере, оно поступает из Турции и Ирака.

«Мы имели обыкновение провозить контрабандой сигареты, прибывающие из Ливана через Сирию», — один полный человек сказал мне накануне ночью в Турции. С началом сирийского восстания открылись новые бизнес-возможности. «Теперь мы занимаемся только оружием», — сказал он. «Три отгрузки в день».

После пересечения границы на севере сирийской провинции Идлиб мы отправились встречать Совет революционного командования, с Мухио, бойцом и Абу-Салимом.

Абу Салим сделал своей работой поиск оружия и боеприпасов для мятежников после того, как у него закончились патроны во время перестрелки с режимом.

«Когда армия приехала в [город] Бениш в прошлый раз, мы заманили в засаду автобус, заполненный представителями службы безопасности», — сказал он. «У меня были пистолет и восемь пуль, но после нескольких минут стрельбы я убежал. Я смотрел со стороны на тех собак, но не имел никаких боеприпасов. Именно тогда я решил, что вооружу каждого человека в своём городе».

Теперь он проводит свои дни в поездках по деревням и пустыням, встречая контрабандистов и торговцев оружием, очищая пули и старые винтовки. Каждый день он возвращается с одним — двумя стволами и нсколькими сумками боеприпасов.

«В прошлый раз, когда армия напала на Бениш, в городе было 30 калашниковых», — сказал он. «Теперь у нас есть более 600».

В этой части Сирии молодые люди рассказывают, как они продали драгоценности своих жен, свои автомобили и даже мебель для покупки оружия и боеприпасов. «Мужчина предпочитает спать со своим калашниковым, чем с женой», — говорят в Идлиб.

Они получали поддержку со стороны, т.е. не из Сирии? Абу Салим смеётся. «Нет никакой внешней поддержки», — сказал он. «Вы видели, как трудно получить боеприпасы. Пуля стоит 2$, а старый Калашников — 2 000$».

Чтобы избежать контрольно-пропускных пунктов вокруг Бениша, мы покинули дорогу прежде, чем достигнуть контрольно-пропускного пункта из четырёх сирийских армейских танков и поехали дальше по грязной грунтовой дороге, проходящей через деревни и оливковые рощи.

В деревнях, которые мы проезжали, школьники пели революционные песни. Надписи на стенах: «люди хотят свергнуть режим» и «Свобода» была закрашены лозунгами партии Баас.

Мы поднялись на холмы, покрытые низкорослыми оливковыми деревьями. Армия была неспособна достигнуть укрытий боевиков на горе, так что они беспокоили людей в низлежащих деревнях, чтобы попытаться остановить помощь, которую они оказывают борцам едой и поддержкой.

Проезжая узкой улицей в одной из деревень у подножия горы, Абу-Салим остановил машину и замер. Перед нами, менее чем в 100 метрах, был длинный армейский конвой, три зеленых армейских грузовика, два военных джипа, шесть гражданских внедорожников, два автобуса и несколько бронемашин.

Абу Салим свернул и заехал в задний двор дома. Женщины сидели у дома и просеивали пшеницу и рис, но они перенесли свой стул к входу во двор, чтобы закрыть нас, незнакомцев, избегающих военного конвоя. Несколько минут спустя они дали нам сигнал уезжать.

Мы следовали за конвоем на расстоянии. Командующий деревни, ветерана джихада и войны в Ираке, поехал вперед на мотоцикле с автоматом калашникова за спиной. Он и несколько его боевиков проводили нас к конспиративной квартире, где члены Совета революционного командования соберутся позже в тот же день.

Из окна видны горы у самого горизонта. Около 20 бойцов сидят в разных комнатах, общаются, едят, молятся или просто спят.

Стены каждой комнаты были завалены одеялами, матрасами и спортивными сумками. Полотенца и куртки висели  на стенах. Мухио сидел с бойцом старшего возраста, которому больше 50-ти, обмениваясь историями о пытках. Мужчина был задержан силами безопасности в эпоху отца президента Асада, когда бойды братьев-мусульман бродили в горах и сельской местности в Эдлиб.

«Каждый день они оставляли еду для нас в середине тюремного двора, где один из нас должен был взять её. Они били его на выходе и по пути назад».

Подросток в чёрном тренировочном костюме сидел, слушая и чистя оружие. Он разбирал каждое оружие методично и затем маленьким полотенцем, смоченным в бензине, чистил каждую деталь.

Поздно ночью революционное руководство собралось в небольшой комнате. Дюжина мужчин сидела у керосинового обогревателя, чьи пары смешались с сигаретным дымом и сделали атмосферу удушливой. Они являли собой эклектическую смесь соплеменников, фермеров и горожан, исламистов и националистов, молодых и старых, бородатых и чисто выбритых.

«Мы начали революцию, потому что мы хотели, чтобы к нам относились, как к людям», — сказал Амар, командующий, с короткой бородой и толстыми руками. «Вся мою жизнь меня рассматривали как подчиненного, человека 10-го сорта, в то время как Асад и его люди управляли этой страной. Мы также имеем права в этой стране».

Один из членов совета, казалось, имел больший авторитет, чем другие. Он был худой и злой и лицо его всё было в складках, как старый кожаный стул.

«Эту революцию возглавили детьми», — сказал он. «Это их революция. Это поколение, которое не видело ужасов 80-х».

«Если бы это было нашим делом, мы никогда бы не начали револющию. Мы были сожжены однажды. Но они храбры. Они повели и мы пошли».

Кто отвечает за это? Люди в Сирии или Сирийский национальный совет, основанный в Турции? «У нас нет Бенгази, таким образом, у революции есть две руки. Люди снаружи, у которых нет никакого веса на земле и люди внутри, которые активно борются. Но люди внутри боятся. Они не могут говорить публично. Никто не знает, кто они, потому что они боятся, и у нас нет надёжного убежища».

«Посмотрите на всех этих людей в этой комнате», — сказал он, указывая на них. «Я не знал ни одного из них до марта и они не знают меня. Я не доверяю им и они не доверяют мне. Я не знаю, кто из нас шпион и именно поэтому мы принимаем все меры предосторожности. Это зло режима. Она превратила Сирию в большую тюрьму, где все — шпионы».

«Я не рассчитываю на высокопоставленных дезертиров в армии, потому что все крупные командующие — алавиты. Но если бы была тихая гавано, защищенная зона или бесполетная зона, то люди дезертировали бы. Нижнее звено и унтер-офицеры, костяк армии, дезертировали бы».

Когда двое невысоких, худых соплеменников — бедуинов вошли в комнату, бойцы вскочили на ноги.

Абу Али и его компаньон были двумя контрабандистами с иракской границы. Их племя, Шамар, простирается от восточной Сирии до Мосула в северном Ираке и на юг в Саудовскую Аравию и они свободно перемещаются между этими странами в пикапах, переправляя товары и овец и провозя контрабандой оружие и топливо. Они выложили свой товар на пол: 10 старых Калашниковых, два ржавых РПГ, шесть ракет для РПГ и один средних размеров пулемёт.

Революционеры подобрали ржавое старое оружие и отнесли его мальчикам, сидящим позади командующих. Мальчики разобрали каждое оружие на болты и пружины в течение нескольких минут, очистили его и сложили вместе. Они взводили спусковые механизмы и нажимали на курок. Оружие выдавало металлические щелчки.

Абу Али, который говорил в сильным бедуинским акцентом, начал: «Клянусь Аллахом, я сказал нашим иракским братьям, что это оружие поможет нашим братьям в борьбе и они должны помочь нам, потому что мы боремся ради бога».

«Сколько?», — спросил Аммар.

Абу Али сказал, что Аммар знал его, работал с ним прежде и доверял ему: «Каждый из калашниковых стоит 1600$. РПГ — 5 000$, с двумя ракетами. Пулемет — 5 000$».

В воздухе повис вздох. «Абу Али, Вы занимаетесь благотворительностью», — сказал один из командиров саркастически.

«Сирийцы заминировали границу», — сказал Абу-Али. «Мы должны идти много миль в каждую сторону, неся их на спине».

«Мы опустошили Мосул, там нет больше оружия», — сказал компаньон контрабандиста, который сидел сзади, переводя взгляд с одного человека на другого.

Торговля оказалась не важной; мужчины уже схватили свое оружие и теперь отсчитывали толстые плитки денег.

«Как насчет боеприпасов»? — спросил старик. «Нам нужны патроны. Я не могу отправить их с одним магазином у  каждого».

«Завтра, иншалла», — сказал Абу-Али.

Бойцы упаковали оружие и разошлись, каждый своим маршрутом, не оставляя ничего на волю случая.

Дезертировать или не дезертировать?

Хуссам является солдатом сирийской армии. Его брат и два кузена борются за повстанцев.

«Я дезертировал бы завтра, если Вы могли бы защитить мою семью», — сказал Хуссам. «Но если бы я дезертировал, то они арестовали бы моего отца и моих братьев и у всей семьи не было бы никакого дохода. Режим всё ещё контролирует ситуацию».

«Я так низок, как только возможно, моя мораль ниже нуля. Я не знаю, что делать. Мою семью и людей убивают и всё же в армии пока нет дезертирства».

«Когда они говорят, что сирийская армия — идеологическая армия, они правы. Политчиновники партии Баас и семья Асада управляют армией. Даже если бы генерал дезертировал, то он не дезертировал бы со своими танками и солдатами, он дезертировал бы самостоятельно. Таким образом вооружение революции — ошибка, она не будет достаточно сильна, чтобы противостоять армии и сопротивляться должным образом».

«С моей артиллерийской частью я могу пронестись через Бениш за один час. Если офицеры и режим скажут солдатам, что сельские жители вооружены, они войдут испуганными и будут расстреливать всё на своём пути».

«Но когда солдаты знают, что они сталкиваются с безоружными гражданскими лицами… они же люди в конце концов. Сколько пуль было выпущено, когда свергнули Мубарака? Ноль. Теперь все вооружены, хорошо. Но что дальше»?

«Если Вы хотите, чтобы офицеры дезертировали, лайте им бесполётную зону, дайте им убежище, куда они могут забрать свои семьи».

Хамид дезертировал из сирийской армии три месяца назад.

«Мы боролись в городе Растан. Они дали нам приказ стрелять и я мог видеть, что мы стреляли в гражданских лиц. Затем демонстранты начали отстреливаться. Начался хаос и я убежал вниз по переулку по направлению к окраине города, но я увидел, что город был окружен, поэтому я повернул назад. Я шел по темным улицам, стуча в двери, но никто не впустил меня. Они видели меня в моей военной униформе, с оружием и они, должно быть, думали, что я должен был там кого-то искать или задерживать людей. Тогда Аллах послал мне одного человека, который открыл дверь. Я сказал ему, что убежал и он принял меня, дал мне новую одежду и держал меня внутри».

Через три дня Хамид вернулся в свою деревню. Оттуда он был тайно перевезён через горы в Турцию, где он попросил убежища и был принят в лагере для беженцев для дезертировавших офицеров. Позже он присоединился к Свободной сирийской армии под командованием полковника Рейяда Асада.

«Мы ничего не делали там [в Турции], просто сидели в нашей палатке и смотрели телевизор, а иногда давали интервью для прессы. Я сказал им, что бежал не для того, чтобы сидеть в палатке, я хотел бороться. Они продолжали говорить мне, что надо подождать, что у них есть план, но ничего не происходило».

После трех месяцев в Турции Хамид убежал снова, на этот раз он попросил повстанцев провести его обратно в Сирию.

«Не существует такого явления, как Свободная сирийская армия», — сказал он. «Это шутка. Настоящие революционеры здесь, в Сирии, в горах».

На горе Завийя (Zawiya) я встретил другого дезертировавшего офицера. Он взял отпуск из армии, чтобы повидаться с семьёй и когда добрался до своей деревни, он присоединился к борцам в горах.

«Режим не может добраться до моей семьи», — сказал он. «Именно поэтому я смог убежать». Большинство солдат не могло дезертировать, потому что они боялись за свои семьи. «Армия находится под жёстким контролем политических офицеров, которые обеспечивают нам жизнь в коконе, где мы не можем видеть то, что происходит снаружи». «Солдатам не разрешили смотреть арабские каналы новостей, только пропаганду, подаваемую государственным телевидением», — сказал он. «Политические чиновники говорят нам каждый день, что мы боремся с вооруженными бригадами, которым платят американцы и Саудовская Аравия.

»Если только они введут бесполётную зону", — говорит он, — «то целая армия расколется».

Гаит Абдул-Ахад