В прошлом я считал, что вероятность того, что в Америке произойдет революция, подобная французской 1789 года, невелика из-за различий в политических, экономических и культурных условиях, существовавших тогда и сейчас, но недавно я задумался о том, что крайности американского неравенства в богатстве, доходах и власти — это пороховая бочка, ожидающая воспламенения.

Под революцией французского типа я подразумеваю не столько насильственное свержение правящей элиты, сколько бурную перезагрузку способов распределения ресурсов и власти. Системы становятся уязвимыми для таких перезагрузок, когда они становятся крайне асимметричными в распределении ресурсов и власти и жесткими в своей защите крайнего неравенства в распределении.

Основополагающим источником стабильности демократии является динамическая конкуренция различных интересов и динамическое равновесие трех ветвей власти, каждая из которых уравновешивает другие, сдерживая доминирование какой-либо одной ветви или интереса.

Однако крайности неравенства подрывают эту стабильность, поскольку богатейшие элиты теперь обладают таким перевесом богатства, что каждая из трех ветвей государственной власти подчиняется интересам немногих, не оставляя большинству практически никаких шансов/возможностей.

Когда повестка дня и нарративы формируются фондами, аналитическими центрами, корпоративными пиарщиками и лоббистами богатейших элит, тогда избрание различных других представителей мало влияет на структуру власти.

Массы по-прежнему могут влиять на культурную и социальную политику, голосуя за либеральную или консервативную партию, но распределение богатства, власти и ресурсов остаётся неизменным.

По мере того как богатство и власть концентрируются во все меньших руках, мифология широкого доступа к процветанию значительно расширила круг элиты второго уровня, которая считает себя вправе (благодаря неявным обещаниям системы) получить свою справедливую долю дохода, богатства и власти — финансовую безопасность и политическое влияние, то есть право голоса при принятии государственных решений.

Эти представители элиты второго уровня — в основном выпускники университетов и отпрыски семей, принадлежащих к верхнему слою среднего класса, которые привыкли считать, что надежное место в высших эшелонах экономики или государства — это право, полученное по праву рождения благодаря их образованию и классу.

То, что для этого класса больше не хватает мест, означает, что те, кто остался за бортом, представляют собой сырье для сильно недовольного и потенциально разгневанного политического класса. Историк Питер Турчин считает это результатом перепроизводства элит, динамику которого он проследил ещё в предыдущие эпохи бурных потрясений.

Другим распространенным фактором, побуждающим массы к восстанию, является то, что предметы первой необходимости перестают быть доступными либо по цене, либо по достаточному количеству. Историк Дэвид Хакетт Фишер документально подтвердил гибельные последствия инфляции, то есть падения покупательной способности заработной платы.

Еще одним потенциально взрывоопасным фактором является абсолютная уверенность богатейших элит в том, что система, которой они управляют, не может когда-либо обернуться против них или рухнуть под их ногами, — словом, высокомерие, столь же исключительное, как их богатство и власть.

Покорность масс и легкость отвлечения их внимания искусственно созданными противоречиями, кризисами и потребительскими новинками подпитали уверенность элиты в том, что ее превосходство непререкаемо.

Это высокомерие приводит к тому, что элита становится глухой к своим собственным эксцессам и нестабильности, которую эти эксцессы порождают внутри системы, нестабильности, которая в настоящее время скрыта за смирением и рассеянностью масс и немым разочарованием элит второго уровня, сталкивающихся с пожизненной незащищенностью.

Ещё одним фактором является то, что обещания, данные государством несколько поколений назад, больше не могут быть выполнены без создания новых денег в масштабах, гарантирующих дестабилизирующую инфляцию. Эти новые деньги выпускаются в виде казначейских облигаций, которые приобретаются богатыми ради дохода, что еще больше усугубляет неравенство в богатстве и доходах.

Властная элита не способна требовать жертв от богатых, поскольку главной директивой статус-кво является защита существующей асимметрии богатства и власти. Это подрывает коллективный консенсус, необходимый для принятия коллективных мер, необходимых для перезагрузки системы.

Объедините все эти факторы, и в результате получится потенциально летучая смесь, ожидающая катализатора.

Уверенность в существующем статус-кво, в том, что он по сути всемогущ (Федеральная резервная система всегда спасет нас и т. д.) и вечен, сама по себе является одним из факторов этой смеси.

Ключевым фактором является жесткость или гибкость властной структуры. Если структура не способна перестроиться на более гибкое, симметричное распределение власти и ресурсов, она распадется по мере нарастания давления.


Источник: charleshughsmith.blogspot.com